Предлагаем читателю несколько стихотворений поэтессы, написанных в разные периоды ее жизни и опубликованных в различных зарубежных изданиях, а также вошедших в ее посмертный сборник "Стихотворения" (Мюнхен, 1991). Тематический охват этой небольшой подборки стихов весьма разнообразен...
Стихотворение "Идиллия", посвященное подруге детства М.Волковой, поэтессе Таисии Баженовой - это ностальгическое воспоминание о совместно проведенных годах жизни в старом Джаркенте, где служили когда-то их отцы. Полны ностальгических ноток и стихотворения "6-е декабря" и "В стране отцов". Репортажное стихотворение "6 сентября 1930 года" посвящено знаменательному событию в жизни русской эмиграции того времени. Французский "Комитет пламени", и поныне поддерживающий Неугасимый огонь под Триумфальной аркой на площади Звезды в Париже, предоставил тогда внеочередное право возжечь пламя на могиле Неизвестного солдата российскому казачеству. Предоставление этого права проживающим в изгнании казакам свидетельствовало о большом уважении со стороны французских властей к ним и к их подвигам во имя свободы Франции в совместной борьбе. На Елисейских Полях собралось тогда около двух тысяч казаков, проследовавших торжественным маршем под сенью войсковых знамен к Триумфальной арке. От лица всех казачьих войск Неугасимое пламя возжег на этой святой для всех французов могиле Донской атаман генерал-лейтенант А.П.Богаевский.
Максим Ивлев
"Простор" выражает искреннюю благодарность Константину Николаевичу Хохульникову (Ростов-на-Дону) за предоставленные материалы.
Идиллия
Таисии Баженовой
Сонно бродит - что ей торопиться! -
Средь широких улиц тишина,
И луна молодкой белолицей
Смотрит из небесного окна.
Обдает эфир своим дыханьем
За день раскаленная земля,
И молчат, подобно изваяньям,
Гордые красавцы-тополя.
Их кольчуги отражают дрожью
Переливы звездного огня.
Ластятся арыки к их подножью,
Серебром рассыпанным звеня.
Одуряющ аромат жасмина.
Вздохи майских роз порой слышны.
Домики, в саду наполовину,
Излучают скромность белизны.
Вот затрепетала чья-то песня,
Полилась, волнуясь, вдоль аллей,
А навстречу ей, еще чудесней,
Загремел, защелкал соловей.
На призыв его с таким же рвеньем
Зазвучали ближние сады -
И о чем-то дивном и весеннем
Как не помечтать на все лады?
Чуть ступая, медленно и сонно,
Спугнутая, скрылась тишина,
Но внимает сверху благосклонно
Песням и сердцам неугомонным
Томная молодушка - луна...
Помнишь ты все это? - Ну, еще бы!
Тополя... и песни... и сады...
Ах, в том мире не было ни злобы,
Ни смертельной атомной вражды!
До того все было в нем иное,
До того все шло иным путем,
Что и мы, ища себе покоя,
Разве только там его найдем!
1976
6-е декабря
Картины прошлого воскресли предо мной
И память мне встревожили не зря:
Сегодня ведь - наш праздник войсковой,
Сегодня ведь - Шестое декабря!
Забыть ли мне, как много лет назад,
Когда была Россия, цел был дом,
День этот был величествен и свят,
И чтился исстари сибирским казаком?
Обширен наш степной казачий край,
Но дух один у всех - и в этот день
Патрон наш войсковой, Святитель Николай,
Всех привлекал под храмовую сень.
Везде, везде, в один и тот же час
В соборах и церквах бесчисленных станиц
Рвались молитвы ввысь, сиял иконостас,
И праздничен был вид казачьих лиц.
А после... музыка... и дружное "ура"...
Красив парад в морозный зимний день!
Чубы казачьи завиты с утра,
Папахи ухарски надеты набекрень!
Гарцуют бойкие коньки:
Они давно отлично знают строй!
Вот и конец - уходят казаки,
И все гремит от песни удалой.
А вечером, за чаркою вина,
Все та же песня прадедов звучит:
Казачья память прошлому верна,
Она заветы прошлого хранит.
И вот теперь... под гнетом страшных лет,
Уйдя с тоской от близких, от семьи,
Узнали мы холодный, чуждый свет,
Узнали мы все горести земли...
Трудны, темны, неведомы пути...
Бороться и страдать назначено судьбой...
Но чрез мытарства все должны мы пронести
Казачий дух, свободный и лихой!
Пусть нет дороги нам к станицам дорогим,
Пусть далека желанная заря -
Но праздник войсковой за рубежом мы чтим
И помним все Шестое декабря!
6 декабря 1929 года
"Сибирский Казак. 1582 - 1932.
Войсковой юбилейный сборник
Сибирского Казачьего войска", Харбин, 1934.
В стране отцов
Разве можно забвенью отдать
Эту буйную древнюю гладь,
Что кругом обнялась с небесами
И где воля коснулась чела
И навеки в груди разожгла
Непокорное времени пламя!
Разве можно не видеть во сне,
Как бредешь по родной целине,
Ни косы не знававшей, ни плуга,
Где ковыль, что в былинах воспет,
Оковал с незапамятных лет
Тело степи блестящей кольчугой!
Часто в сутолке длинного дня
Вдруг почудится топот коня,
Свист лихого, как ветер, намета,
Чьих-то слов бегло схваченный звук,
Но сомкнется разорванный круг,
И слеза набежит отчего-то...
А в иной затуманенный миг
Слышит сердце, как шепчет тальник
Про казачье житье по старинке,
Как в озерной, хрустальной тиши,
Чуть дрожа, шелестят камыши
И, кручинясь, вздыхают кувшинки...
"Сибирский Казак. Войсковой юбилейный
сборник". Выпуск № 2. Харбин, 1941.
6 сентября 1930 года
Гляди, Париж, - их годы не сломили,
Их бодрый дух в изгнанье не угас:
Они верны своей исконной были
И тот же все огонь открытых глаз!
На зов вождя слетелись отовсюду,
Прогнав усталость - прямо от станка,
И ты, Париж, приветствуешь, как чудо,
Не тень, не миф - живого казака!
Дивись, дивись, французская столица,
Притихла вдруг вся площадь Этуаль!
Они идут! Их много. Светлы лица
И с них сошла обычная печаль...
Забыто все: что на чужбине тяжко,
Что мир давно к ним равнодушен стал -
Ведь стоит жить, коль на боку есть шашка,
Иль верный друг - испытанный кинжал!
Париж, Париж! Степей далеких дети
Пришли к тебе - ведь ты им не чужой:
И за тебя в кошмаре лихолетий
Они сражались в пляске огневой!
Железных полчищ силу привлекали
Они к себе... Бесстрастен суд времен, -
Болота Польши трупы поглощали,
Но устоял истерзанный Верден!
Бесценна кровь... и подвиги былые...
И жизнь... и смерть... Но больше пышных слов
Нежданный клич: "Да здравствует Россия!"
Согрел ее отверженных сынов.
Им этот клич напомнил о страданьях,
О грозных днях, о славе, о войне,
О счастье, о семье, о горестном изгнанье,
О милой, но далекой стороне...
И снова взор подернулся тоскою,
Но цель близка - не время горевать!
Могиле Неизвестного Солдата
Они пришли последний долг отдать!
Великий миг! - его постигнуть надо,
Молчат цветы роскошного венка...
И вот - уже затеплена лампада
Рукою русского скитальца - Казака!
"Родимый край". Париж, 15 сентября 1930 года.
Долина смерти
Есть долина такая в Тироле,
А в долине той Драва река...
Только вспомнишь - и дрогнешь от боли,
Как от вскрывшего рану клинка!
Там, где крепко задумались горы,
Обступивши небесную гладь,
Ветер повесть греха и позора
Не устанет в веках повторять.
Ты ж, поэт, свои горькие строфы,
Что на волю прорваться спешат,
У подножия новой Голгофы
На коленях слагай, не дыша!
Где-то Драва в безудержном плаче,
Ударяя, как в грудь, в берега,
Причитает о жизнях казачьих,
Хладно брошенных в руки врага.
Обманули закон и защита,
Просьбы тронуть глухих не могли...
Кровь коварно, безвинно убитых
Вопиет, вопиет от земли!
Колыхнулись хоругви, как тени...
И в молитвенный жаркий порыв
Злобно хлынуло уничтоженье,
Все стихией своей затопив!
По плечам, головам и иконам
Мчались сотни подкованных ног...
Даль и высь переполнились стоном,
Но никто не пришел - не помог!
Лишь одна сердобольная Драва,
Отражая июньскую твердь,
Укрывала волною кровавой
Убежавших от ужаса в смерть...
Горы строже нахмурили брови,
В долгом эхе их дрожь проняла, -
Не от лязга ль железных чудовищ,
Волочивших и рвавших тела?
Казаки, и казачки, и дети,
Цвет последней казачьей земли,
Позабытые всеми на свете
Ни за что в западне полегли...
Так склонись же, поэт, на колени,
И взывай, и моли, и проси,
Чтоб хоть поздняя весть об измене,
Как огонь, пронеслась по Руси,
Чтобы память о жертвах дрожала
В русском сердце рыданьем всегда!
А пока... пусть тирольские скалы
Наливаются краской стыда!
***
Не страшно то, что нет продленья срокам,
Но страшно знать, что в нас - источник зла.
Спешим, горим и будто ненароком
Чужую жизнь попутно жжем до тла,
Рвем без нужды, без ненависти губим,
На крик души бредем едва-едва
И часто тем, кого сильнее любим,
Мы говорим жестокие слова.
Неумолим закон судьбы железный:
Пощады нет ни телу, ни уму,
О, если бы дойти до края бездны,
Не причинив страданья никому!
1939.
"Возрождение". Париж, 1955, № 37.
Княжьи очи
Кньяжьи очи
Молча поднесла воды напиться
и слегка с поклоном подалась.
"Спаси Бог, красавица-девица", -
отдавая чашу, молвил князь.
Был он грустен, тяжко озабочен,
не сошел с коня набраться сил,
но свои задумчивые очи
все ж на миг на ней остановил.
Лишь на миг... что значит миг единый,
есть ли у него над жизнью власть?
Подан знак - и вот уже дружина
на рысях за князем понеслась!
Вдоль дороги, вдоль ее обочин
пыль тянулась. Распалялся зной.
Никого... И только княжьи очи
будто здесь и светят ей одной!
Девушка, да полно! что с тобою,
отчего сама ты не своя?
Притаилось счастье непростое
в уголке бессчастного житья!
Легкой доли сердце не пророчит:
бабий век да гарь избы курной...
Но из этой теми княжьи очи
будут ей сиять - лишь ей одной!
1968
"Стихотворения". Мюнхен, 1991.
Иллюзия
Ты колышешь меня на волнах,
Ободряюще солнцем прогретых,
Чертишь в полночь на белых стенах
Обольстительные силуэты
И, развеявши в прах
Все запреты,
Чрез пространства кидаешь мне мост
До звезд!
К полыханью чужого огня
Ты подводишь меня легкой тенью
И показываешь, дразня,
Незабывшихся снов воплощенья,
Чтоб томили меня
Наважденья,
И рождались в чаду колдовства
Слова...
Антология "Содружество". Вашингтон, 1966.
